|
so:text
|
Новые колонисты не знали, кто такой Горький. В ближайшие дни по приезде мы устроили вечер Горького. Он был сделан очень скромно. Я сознательно не хотел придавать ему характер концерта или литературного вечера. Мы не пригласили гостей. На скромно убранной сцене поставили портрет Алексея Максимовича.Я рассказал ребятам о жизни и творчестве Горького, рассказал подробно. Несколько старших ребят прочитали отрывки из «Детства». Новые колонисты слушали меня, широко открыв глаза: они не представляли себе, что в мире возможна такая жизнь. Они не задавали мне вопросов и не волновались до той минуты, пока Лапоть не принёс папку с письмами Горького.— Это он написал? Сам писал? А ну, покажите…Лапоть бережно обнёс по рядам развёрнутые письма Горького. Кое‑кто задержал руку Лаптя и постарался глубже проникнуть в содержание происходящего.— Вот видишь, вот видишь: «Дорогие мои товарищи». Так и написано…Все письма были прочитаны на собрании. Я после этого спросил:— Может, есть желающие что‑нибудь сказать?Минуты две не было желающих. Но потом, краснея, на сцену вышел Коротков и сказал:— Я скажу новым горьковцам… вот, как я. Только я не умею говорить. Ну, всё равно. Хлопцы! Жили мы тут, и глаза у нас есть, а ничего мы не видели… Как слепые, честное слово. Аж досадно — сколько лет пропало! А сейчас нам показали одного Горького… Честное слово, у меня всё на душе перевернулось… не знаю, как у вас…Коротков придвинулся к краю сцены, чуть‑чуть прищурил серьёзные красивые глаза:— Надо, хлопцы, работать… По‑другому нужно работать… Понимаете!— Понимаем! — закричали горячо пацаны и крепко захлопали, провожая со сцены Короткова.На другой день я их не узнал. Отдуваясь, кряхтя, вертя головами, они честно, хотя и с великим трудом, пересиливали известную человеческую лень. Они увидели перед собой самую радостную перспективу: ценность человеческой личности. (ru) |
