|
so:text
|
Однако даже спутник всей жизни Карамзина, старший шестью годами, Иван Дмитриев не брался объяснить необыкновенно быстрых перемен в своем кузене, недавнем мальчишке «в шелковом перувьяновом камзольчике… с русской нянюшкой»; несколько же лет спустя, когда они встречаются в Петербурге, «это был уже не тот юнец, который читал без разбора, пленялся славой воина, мечтал быть завоевателем чернобровой, пылкой черкешенки, ― но благочестивый ученик мудрости, с пламенным рвением к усовершенствованию в себе человека!» Семнадцатилетний поручик (у которого, по его словам, не нашлось денег для взятки, чтобы отправиться в действующую армию) ― и вдруг (очень характерная для биографии этого человека внезапность!) ― не проходит и года-другого, а он уж литератор, переводчик, член масонской ложи, переписывается с европейски известным швейцарским мыслителем Лафатером. Дмитриев ― свидетель и робкого литературного дебюта: «Разговор австрийской Марии-Терезии с нашей императрицей Елисаветой в Елисейских полях, переложенный им с немецкого языка. (ru) |
