|
so:text
|
Кресту не интересно, кто на нем распят. Он не спрашивает, христиане ли распинаемые или распинающие. Ему неприятно, когда в него вбивают гвозди и когда их вытаскивают. Он пропитан кровью, он устал от закатного солнца, ему хочется свободы. Ему не хочется даже быть крестом. Возвращаясь к своей этимологической сущности, он распадается на два деревянных бруса, которые с той поры покоятся на стройплощадке времени. Они ждут, когда их славное, оно же бесславное, прошлое воспылает костром, рождая теплую зарю новых заблуждений. (ru) |
